Тенкара форум

Длительное (2недели) пребывание в деревне без интернета очень располагает к чтению книг. С удовольствием читал и перечитывал книги 70х 80х годов издания в СССР.
С удовольствием прочитал толстенный сборник бытовых русских сказок. Оказывается , бытовые сказки и литературные сказки, это не одно и тоже. В народном фольклоре бытовые сказки занимают 80%, а литературные всего 10%.
Очень интересны книги дальневосточных авторов тех годов.

Ага, все хотел посмотреть происхождение имени

Володя, как там Фома?

Прочитал сборник повестей "За месяц до весны" Геннадия Девяткина, камчатский писатель.

Опять почитал дальневосточника, "Ловцы трепангов" Щербановского, 1982 год. Отличная книга, рекомендую.

Радости жизни:
Общение с людьми. Возможность делать добро людям.
Стремление к познанию.
Общение с природой
Любовь

Интересный момент.
Читая посты Тома Дэвиса, он упомянул вот по той ссылке интересно почитать историю и изначальный смысл выражения.

Также , как продолжение оттуда, смысл слова грейн (grain - мера веса) , как мера веса вещества которую можно взять большим и указательным пальцами (щипок, щипотка).

Интересная ссылка о лингвистике
почитал, мне понравилось. Кстати, как раз с точки зрения лингвистики русского языка, использование слова Тенкара со склонением это нормально (в русском языке).

интересна история слов чай и tea.


Донаучный этап этимологии

В Древней Греции вопросы о происхождении слов поднимались ещё до появления самого термина ἐτυμολογία. О том, насколько хорошо название предмета отражает его сущность, рассуждал ещё Гераклит Эфесский (544—483 гг. до н. э.). Позднее Платон (428/427—348/347 до н. э.) в своём диалоге «Кратил» (др.-греч. Κρατύλος) размышляет о том, какова природа имени: дано ли имя вещи от природы или его выбирает человек. В целом рассуждения Платона об этимологии были наивными[3], хотя уже предвосхищали многие идеи лингвистов XVIII—XIX вв.

В античности этимология рассматривалась как часть грамматики, поэтому ей занимались грамматисты. Наиболее известным исследователем истории слов этого периода был римский грамматист Варрон (116—27 годы до н. э.), который определял этимологию (лат. etymologus) как науку, которая устанавливает «почему и отчего появились слова»[4]. Например, происхождение латинского слова lūna «луна» он объяснял, раскладывая его на части lū- (по Варрону, от глагола lūceō «светить») и -na (от лат. nox «ночь»)[5]. Несмотря на отсутствие общей научной методологии при объяснении слов, Варрон верно указывал на роль звуковых изменений в истории развития лексики и был близок к тому, чтобы определить роль словообразования.

Откопал на полке в шкафу книги "История России с древнейших времён" сочинения в 18-ти томах С.М.Соловьёв издание 1993г.

Почитать про русские единицы измерения.

у каждого свои меры (по старорусским меркам).

У меня шнур две сажени, поводок два аршина. Я так их и отмеряю в действительности на рыбалке.

вершок= 4,5см
пядь = 4 вершка (прим. Разрешённый размер хариуса для вылова)
локоть= 45см (прим. Разрешённый размер ленка для вылова)
аршин= 2 локтя
сажень= 7 футов (фут=30см)

Интересная ссылка почитать

Оказывается Гут в коми-пермяцком языке — муха

а ГРИБАН - это вечно недовольный человек. Созвучно с "грёбаный"

А как выглядит "сылвенская" муха для хариуса?

Несколько лет назад на форуме тенкара ру Михаил дал ссылку на книгу "Шотландский флай-фишер". Саму ссылку не могу пока найти - поменял комп, весь архив на старом, но я тогда сделал перевод - не машинный, а литературный, нескольких глав. Недавно я ссылался на эту главу на другом форуме, и поскольку форум тенкара ру сейчас почти недоступен, решил разместить здесь в том виде, как он был на том форуме, в том числе с моим тогдашним вступлением и заключением. Уверен, что некоторые участники уже знакомы с ним. Тем не менее надеюсь, что многое описанное автором в художественной форме с долей английского юмора может заинтересовать современных любителей рыбной ловли.
...
leohunter » 19 фев 2019, 10:20
Уже не раз упоминалась книга А. Лейча "Шотландский флай-фишер", издание 1911 г.
Сделал перевод её 4-й главы "Ловля в озере" - показалось, что это будет интересно не только мне и не только с исторической точки зрения. Несколько предварительных замечаний. Во-первых, глава не маленькая, и пришлось исключить из перевода три довольно лирических отрывка, не имеющих прямого отношения к ловле в озере, хотя и играющих в повествовании определённую роль. Во-вторых, рыбака как правило сопровождал слуга, в лодке его роль играл лодочник. Постоянным атрибутом была корзина для рыбы. Далее, хотелось бы сразу подчеркнуть, что традиционной оснасткой нахлыстовиков королевства в то время был трёхмушечный настрой, и по крайней мере верхняя муха предполагалась сухой. Типичный тогда заброс для озера - по ветру, просто поднимали удилище, и ветер нёс мух на всю длину.
Глава оказалась больше, чем думал, даже в сокращённом варианте перевод занял 11 страниц машинописного текста с интервалом 1, поэтому придётся размещать его по частям. Заранее приношу извинения за некоторые шероховатости, которые, надеюсь, меньше искажают смысл, чем машинный перевод.

А. Лейч.
Шотландский флай-фишер.
Глава 4.
Ловля в озере.

Живет ли где-то такой рыбак, который, будучи успешным в речной ловле, добровольно станет искать озеро? Едва ли. Не то чтобы озёрная ловля – зло, она просто не так хороша.
(далее автор с долей иронии описывает страдания рыбака на реке, чей единственный отпуск пришелся на засушливое лето, когда речки обмелели, а форель апатична и не берёт мух)
...
... На озере у рыбака нет никаких гарантий успеха, но вероятность вернуться с него полностью разочарованным меньше. Оно определенно принесёт ему в некоторой степени удовлетворение. Может, его корзина и не всегда будет полной, но пустой она будет редко. Условия его ловли там менее сложные: ни уровень воды, ни её цвет не сильно его заботят, и в дождь ему будет весело. Яркое солнце он, вероятно, найдёт благоприятным для своего удовольствия, и если ему повезло с подходящим ветром, который будет в ладу с поверхностью воды, он может не требовать от погоды ничего большего. Тем не менее ветер – единственное основное условие его успеха: без ветра, за исключением вечернего подъёма рыбы, его труды напрасны. К счастью, поскольку ветер на наших шотландских озёрах никогда не отсутствует подолгу, рыбак почти наверняка сможет насладиться его наличием в какой-то период дня.
На озере рыбак обнаружит, что его опыт, приобретённый на реке, не так уж ему полезен. Мастерство в кастинге безусловно сослужит хорошую службу, хотя ему никогда не придётся демонстрировать величайшую ловкость, но его знания повадок (речной) форели не пригодятся ему вообще. В озере, по сравнению с рекой, слишком мало признаков наличия этой рыбы. Пустая, невыразительная водная гладь не выдаёт никаких секретов, она как маска скрывает всё, что лежит ниже её поверхности, и хотя можно не делать забросы без надежды, нет таких забросов, которые бы захватывали его внимание – за исключением тех, когда он пытается поймать сыгравшую на его глазах рыбу. Все забросы делаются в абсолютно аналогичных условиях, и каждый последующий почти точное повторение предыдущих. У них нет индивидуальности. Озерная ловля утомительно монотонна, что серьёзно снижает её ценность как источника удовольствия рыбака. В ней нет того разнообразия, тех частых изменений, которые придают шарм речной ловле. Если бы был такой способ рыбной ловли, к которому в полной мере можно было бы применить выражение «кинь наудачу», это как раз ловля в озере.
Но хотя рыбаку на озере нет разницы, куда он забрасывает, он не должен забрасывать беспечно. Поскольку можно ожидать форель где угодно, он должен быть готов найти её повсюду. Он должен забрасывать методично, покрывая каждый дюйм воды перед собой, и в своём полном незнании мест стоянки рыбы быть даже в большей готовности, чем на реке. Поскольку каждый выход рыбы для него своего рода подарок, его взгляд должен быть постоянно прикован к его мухам, а мысли там, куда смотрят глаза. Его вниманию непозволительно блуждать. Он упустит свою возможность, если позволит себе отвлечь на минуту внимание от того, чем он занят; когда оно вернётся к объекту, от которого никогда не должно отвлекаться, рыбак обнаружит, что его желание исполнилось. Большой водоворот на поверхности скажет ему о присутствии рыбы, которую он имел счастье почувствовать, и которая могла бы быть его – если бы не его легкомыслие. Кажется, форель обладает какой-то мистической способностью знать, когда мысли рыбака витают в облаках, и частота, с которой это повторяется, порождает некоторые интересные спекуляции. Я не знаю способа лучше, чтобы заставить клюнуть строгую и упрямую рыбу, кроме как беспечно повернуться к мухам спиной.
Озеро можно облавливать с берега или с лодки. С лодки лучше ловить одному (присутствие на борту лодочника автором принимается обязательным по умолчанию – прим. перев.). Заявление сделано не в духе неблагодарности, но в интересах рыболова, чья цель – поймать рыбу, и который получает удовольствие, конечно, не от веса корзины с уловом, а от того, как часто ему удаётся побороться с форелью. На это может не обращать внимание дилетант, чья цель – приятный пикник на воде, а поимка форели – простая случайность. Он, ничем не жертвуя, а скорее, с большим удовольствием может окружить себя компанией, ограниченной в количестве лишь вместимостью лодки. Заядлый рыболов вовсе не нелюдим – после обеда, в курительной комнате, когда напряжение от ловли спадет, нет более общительного человека, но днем он, как та одинокая цапля, предпочитает ловить в одиночестве. Соседство лодочника и редкая возможность крикнуть приветствие проплывающему неподалёку другу хватает ему для общения. Когда форель апатична, а его безответные труды начинают приедаться, присутствие умного собеседника может помочь развеять грусть, но когда хорошо клюёт, другие развлечения не нужны.
Обстоятельства иногда заставляют рыболова разделить лодку с другом, но это та проблема, которую всегда разумней избегать. Немного можно сказать в её пользу, зато недостатков множество. Она заставляет рыболова согласовывать свои действия с компаньоном, однако даже имея мягкий характер, он не может избежать обидного чувства внутренней сдержанности, которое ограничивает его свободу. Она заставляет дрейфовать бортом к ветру – позиция лодки, наиболее нежелательная для успешной ловли, поскольку не позволяет рыболову использовать все возможности обловить места, которыми проходит лодка. Пока он занят вываживанием одной рыбы, лодка движется по ветру, возможно проходя мимо многих других, вполне готовых выйти на муху там, где клюнула первая, в пределах их круга видимости.
Понятно, что пока один рыбак подводит форель к подсачку, другой лишён возможности рыбачить. Возможно, обстоятельства позволят ему продолжать забросы, но бросать он будет, переключая внимание – одним глазом на компаньона, другим на свои мухи. Тем не менее слишком часто он принуждён к вынужденному безделью, и в своём нетерпении он все больше раздражается от идущей рядом с ним борьбы. Тем временем рыболов, сражаясь с форелью, чувствует, что портит товарищу удовольствие, торопится поскорее справиться с добычей, и его спешка ускоряет катастрофу.Ситуация более или менее неприятна обоим.
Почти невозможно обойтись без того, чтобы два рыбака в одной лодке случайно не смогли согласовать свои действия, и вполне естественно, что они снижают друг другу успешность ловли. Количество рыбы, пойманной двоими, никогда заметно не превышает количество пойманной одним рыбаком, использующим лодку единолично. Если каждый постоянно думает о другом, и оба делают заабросы, они могут успешно избегать проблем, но стоит одному в минутной забывчивости поднять удилище, когда шнур другого в воздухе, неприятности гарантированы. Оба шнура спутаются в полёте, и в результате будет клубок, распутывание которого непременно станет испытанием их изобретательности и терпения. С обычной извращенностью бездушной природы вещей, неудача происходит в самый неподходящий момент, как раз когда форель начала выходить наверх и надежды на хороший улов выросли.
Последствия этого катастрофические. Рыба выпрыгивает повсюду вокруг, как будто насмехаясь над судьбой незадачливых рыболовов, но клубок запутался сильно и распутывается с трудом, и нервы, натянутые до предела, грозят дать чувствам выход из-за раздражающей задержки. Мудрость древней поговорки, советующей спешить медленно, проверяется опытом рыбаков: от их нетерпения пальцы отказываются подчиняться их воле, и много дорогого времени утекает прочь, пока снасти приведены в порядок. Наконец это исправлено, но слишком поздно – рыба исчезла, и воды опять пусты и гладки. Рыбаки упустили возможность, которая вряд ли повторится, и они продолжают ловлю в мрачном молчании. Радость напрочь покинула их. Они продолжают забросы, но вполсилы и без интереса, один мучительно осознает вину, но огорчен тупо обвиняющим выражением лица своего компаньона, другой - праведно возмущенный, с трудом подавляя гнев, который он хотел бы излить потоком обжигающих слов. День, начинавшийся с надеждой и продолжавшийся в радости, проходит в разочаровании и отчаянии. Узы многолетней дружбы рвались гораздо менее серьезными происшествиями.

Когда рыбак один, у него нет конфликтных интересов, с которыми нужно считаться, и он может безраздельно обратить внимание на то, чем занят в данный момент. Не связанный боязнью лишить кого-то удовольствия, он может ловить рыбу как ему нравится и в любом направлении, которое устраивает его, и, если можно так сказать, рыбу. Он наслаждается неограниченной свободой действий, может плыть куда пожелает, в места, ещё не занятые другими лодками, поскольку не может позволить себе помешать собрату – рыболову – любой выбор в его власти, и он может ловить в той манере, которая, как ему кажется, принесет наибольшее удовольствие, на которое способна. Тем не менее, его ждёт провал, если он позволит лодке дрейфовать бортом к ветру.
Трудно представить более неподходящий способ управлять лодкой, чем принятый повсеместно на озерах Шотландии. Если бы кто-то стал искать способ уменьшить уловы рыбака, подведя его к рыбе, лучшего совета не сыскать. Способ утвердился обычаями и традицией, но нет других причин, чтобы его рекомендовать, кроме как для лодочника. Им можно обловить площади, но так бездарно, что существенная часть их останется непроверенными, и много рыб, вполне готовых хватать приманку, лишаются шанса увидеть её. В случае выхода форели на мушку и промаха, лодка пройдет над ней до того, как рыбак успеет повторить заброс, либо так близко от неё, что если она и захочет снова взять муху, возможность подсечь её довольно неопределённая. В этих обстоятельствах рыбак наверняка будет забрасывать в большой спешке, в которой неизбежно победит рыба, и которая иногда приводит к печальным результатам. Как уже говорилось, в то время, пока идёт вываживание, лодка дрейфует под ветром, проходя над другой рыбой, которая в более удобных условиях могла бы вполне украсить корзину. Каждая пойманная форель добыта за счёт того, что пожертвовали оставшейся.
Если рыбак хочет предлагать своих мух каждой встреченной форели, ему нужен другой план. Выбрав участок озера для ловли, лодку надо поставить под ветер, и велеть лодочнику держать курс наискосок слегка против ветра, в то время как самому забрасывать против ветра. Расстояние, которое пройдёт лодка до смены галса - это уже детали. При таком расположении лодки каждый ярд воды может быть тщательно обловлен, и немногие, если вообще какие-нибудь, форели окажутся лишенными возможности увидеть муху. Если рыба сойдёт, этот инцидент не повлияет на невозмутимость рыбака – он может забрасывать снова так же спокойно и уверенно, как ему нравится. За исключением случая, когда подсачивать рыбу будет сам рыбак, невозможно сохранить положение лодки на курсе во время вываживания; как только слуга бросит весла хотя бы на минуту, лодка тут же начнёт дрейфовать по ветру, но она будет дрейфовать по уже обловленной воде, не беспокоя ещё не проверенную. Метод применим, конечно же, если позволяет ветер, и это утомительно для рыболова. Поскольку метод предполагает некоторые дополнительные усилия лодочника, у того несомненно будет под рукой множество неубедительных причин следовать освященной временем системе дрейфа бортом к ветру.
Если у рыболова не получаются забросы против ветра, или ветер настолько силён, что невозможно забросить муху против ветра, дрейф становится вынужденным. Но лодка должна дрейфовать кормой вперёд. Её нос надо держать к ветру, а лодочник на вёслах быть готовым держать курс или сменить направление по команде рыбака либо по собственному разумению. Если рыба вышла на муху, но промахнулась, слуга взмахами вёсел удерживает лодку возле этого места, давая возможность рыбаку забрасывать снова. Как только рыба оказалась на крючке, лодка сходит с курса и удерживается в этой позиции до подъёма рыбы на борт, после чего дрейф возобновляется. Для того, чтобы лодочник был полностью занят только управлением лодки, сачок должен быть у рыбака.
Такой метод, пожалуй, также хорош, как и первый предложенный. Он позволяет рыбаку облавливать воду так же тщательно при меньших затратах энергии. Тем не менее он требует от слуги большего внимания к его обязанностям: в первом случае он должен оставаться пассивным, а лодка под влиянием ветра дрейфует назад по уже обловленной воде, тогда как в другом он должен приложить свои силы, чтобы удержать лодку от вторжения на необловленный участок.
Когда рыба подсечена с лодки, расположенной в обычной позиции, принято выводить её к наветренному борту перед тем, как принимать в подсачек. И хотя этому маневру в значительной мере способствует движение лодки по ветру, он не всегда успешен. В случае мелкой рыбы неудача не имеет большого значения, но достаточно крупная требует внимания, и рыбак не должен удивляться, если борьба закончится в пользу противника: лодка дрейфует на форель, скрывая её от рыбака, серьёзно увеличивая трудность подчинить её своей воле. Пока форель с подветренной стороны, непросто удержать её в стороне от лодки; когда их взаимное расположение противоположно, натяжение шнура – с одной стороны из-за активного сопротивления форели, с другой из-за движения лодки – делает задачу свести их вместе почти такой же трудной. Этой неприятности легко и просто избежать, если нос лодки на ветер, а лодочник на вёслах готов предвидеть движения рыбы. Конечно же рыбак должен сделать всё, чтобы не допустить уход форели под лодку, но успех тут зависит больше от слуги, который, ловко обращаясь с вёслами, не должен испытывать трудности в удержании лодки на расстоянии от рыбы. Если тем не менее, случится такая неприятность, несмотря на общие усилия избежать её, рыбак должен погрузить кончик удилища в воду до тех пор, пока шнур не опустится ниже днища, после чего обвести удилище вокруг либо носа, либо кормы, на сторону, где сейчас рыба. Как только цель достигнута, следует бойко поднять удилище и восстановить контроль над движениями соперника.
Мотивы, по которым форель выбирает курс, против которого и рыбак, и его помощник должны сделать всё, что в их силах, конечно же не в том, чтобы оборвать шнур об киль, который она только что обнаружила. Это, конечно, может стать результатом её манёвра, но в то, что именно это в её намерениях, верить могут только откровенные простаки.
Когда ветер дует на берег, рыбак может ловить сериями коротких дрейфов. Можно заметить, что вдоль всех берегов озера и на разном расстоянии от них дно резко уходит вниз, оставляя на воде четкую демаркационную линию между мелководьем и глубиной. Именно на этой линии рыболов может ожидать самый богатый урожай. Не стоит пренебрегать ловлей внутри такого участка, но забрасывать далеко за его пределы – напрасная трата сил. Случается иногда поймать рыбу только когда мухи проходят над тем, что на языке лодочников звучит как «бру» (бровка – прим.перев.), и когда такое происходит, надо приказать слуге прекратить дрейф и грести медленно вдоль параллельно границе, на таком удалении снаружи от неё, которое позволяет делать легкий заброс. Мухи при этом должны находиться не на короткое время и не на мгновение, а постоянно над выходящей наверх рыбой, что сильно экономит время и доставляет массу удовольствия.
При ловле с берега рыболову иногда приходится использовать громоздкий шнур неудобной длины. При ловле с лодки, однако, шнур никогда не должен быть длинным, рыбак всегда может подплыть достаточно близко к любой рыбе, которой он хочет подкинуть мух. Он может избавить себя от любого беспокойства, что форель испугается его появления – у неё так мало страха к лодкам, что мне приходилось видеть их появление внутри водоворота, оставленного последним взмахом весла, и я поймал много фрорели на мух, тащившихся в нескольких футах за кормой идущей лодки. Действительно, они настолько безбоязненны, что известны случаи, когда они запрыгивали на борт стоящей на якоре лодки. Кажется, они боятся именно человека, и по-видимому, не могут его узнать, когда видят его на воде.
Рыбак может ловить так, как ему нравится, но ему не придётся бросать слишком далеко. Он должен использовать короткий шнур и частые забросы, и заброс, который он может считать законченным – когда мухи всё ещё на некотором расстоянии от лодки и след от шнура на воде такой короткий, при котором он может сделать быструю и эффективную подсечку. Шнур, в самый раз подходящий по длине при ловле стоя, может оказаться слишком длинным, если ловить сидя.
При ловле на озере с берега рыбак может выбрать, отягощать себя сачком или нет – как лучше для него, но на лодке это оснащение обязательно. У сачка должна быть длинная ручка, и хотя иногда это может казаться неадекватным, но если рыбак, как это иногда случается, поймает рыбу неожиданного веса, сачок должен иметь достаточный размер.
Положение рыболова на борту лодки довольно неудобно. Его движения сильно ограничены, и у него нет места для отдыха, кроме настила жесткой, негостеприимной кормы. Планширь тоже, кажется, создаёт помехи: он неприятно упирается в живот и лишает его поддержки, которой ищут его ноющие плечи.
При ловле с берега, как и с лодки, рыбак должен полностью посвятить себя ловле в мелководных частях озера. И даже на мелководье, тем не менее, он не будет ловить без некоторой дискриминации, и его выбор будет определяться несколькими соображениями, из которых характер дна – насколько его можно определить на взгляд – не последнее по важности. В то время как никакая вода достаточной для форели глубины не должна быть безответственно пропущена, надо обращать особое внимание на места, где камни создают для форели удобные укрытия. Но именно поблизости от травы надо приложить максимальное усердие, поскольку там его может наиболее вероятно ожидать успех. Находясь от бровки в пределах досягаемости, конечно же следует считать её заслуживающей внимания.
Хотя соседство с устьем речки само по себе и представляется способным вознаградить ваши усилия, это крайне сомнительно. Если ситуация не предлагает ничего иного, не стоит удивляться, если такое место мало добавит в вашу корзину. Средний шотландский ручей несётся стремительно по голому каменистому ложу, и количество корма, которое он предлагает живущей в нем форели, крайне мизерно. Он предоставляет довольно скудные условия жизни, и поскольку его кладовая никогда не бывает слишком обильной, рыбы не позволят добровольно отдельным кусочкам проплыть мимо них в озеро. Они редко бывают сытыми, и только в случае необычного разлива их поведение не справляется с перехватом всей пищи, которую несёт поток. Но только не осенью, когда на пути к нерестилищам форель собирается у устьев ручьев. Песчаные отмели, за исключением вечерних выходов, не заслуживают той репутации, которую заработали, но рыба, пойманная там, возможно, сильнее радует глаз рыбака, чем выловленная где-либо в другом месте. Форель, взятая в местах с темным дном, почти чёрная, вовсе не красавица, тогда как та, что обитает на желтом песке, яркая по расцветке, и в своей красоте – желанный призовой трофей.
Иногда можно прочитать, что некоторые животные обладают способностью менять окраску в зависимости от окружающей среды.
... (далее рассуждения автора о хищниках и жертвах, средства защиты и нападения которым даёт равнодушная природа - прим. перев.)
...
Форель не выбирает сознательно оттенок окружающей среды.

Разумно ловить взабродку. Это даёт доступ к большей площади и позволяет забрасывать дальше, чем с берега. Нет ничего более удручающего, чем видеть, как огромная форель раз за разом выходит наверх за пределами дальности заброса. Молодой азартный рыбак, не думающий беспечно о последствиях, возможно, и не позволит такой сцене смущать его воображение. Не стесняясь отсутствием такого пустяка, как вейдерсы, он весело зайдёт в воду, получив шанс заболеть в будущем в надежде на добычу в настоящем. Тот же, кто пережил свою юность, и свою слабеющую энергию воспринимает как признак смертности, если его конечности незащищены, убедит себя, что эта рыба менее желанна, чем кажется, и отправится на поиски более легкой добычи.
Там, где озеро обрамлено травой, ловля взабродку – вынужденная необходимость. Такие условия бросают вызов мастерству рыболова, они дисциплинируют его нрав и учат стойко переносить неудобства. Рыбача с берега, бывает невозможно забросить за внешнюю границу травы, а каждая пойманная взабродку рыба немедленно ищет укрытия в этих зарослях, и, отказываясь выходить, там и остаётся.
Но хоть так и бывает, тот, кто пытается, без рыбы не останется. Трава даёт защиту форели и обеспечивает её живущими там насекомыми. Препятствия, создаваемые травой, вовсе не непреодолимы, можно избежать их, если форель в первые мгновения после подсечки позволит рыбаку поднять над водой её голову и быстро тащить по поверхности на берег, не дав опомниться. Но если его действия неторопливы, этот способ вряд ли удастся – если он позволит своему сопернику разобраться, он может напрасно прождать вторую такую возможность.
На открытой воде можно без опасений использовать обычнаую оснастку из трёх мух, но в траве разумнее использовать две из них. Когда же поводок оснащён только одной мухой, и она в пасти рыбы, нет ничего, чтобы дать рыболову повод для ненормативной лексики.
Трудно, за исключением самых опытных, успешно забрасывать поперек ветра, и когда бриз дует вдоль берега, рыбак должен зайти в воду и забрасывать по ветру. Забросы выполняются серией, описывая как бы дугу окружности, и после окончания этой серии надо сделать осторожный шаг вперёд, стараясь не вызвать никакого волнения на поверхности, перед тем как выполнить следующую. Был ли первый заброс в сторону берега или в сторону открытой воды, насколько позволял ветер, особого значения не имеет, но обязательное условие для успеха, чтобы рыбак делал лёгкие забросы, а передвигался по воде осторожно. Даже забросы под кромку берега нельзя игнорировать, поскольку крупная рыба часто бывает поймана в воде, которая её едва скрывает. Я видел форель не менее двух фунтов весом, поднимавшуюся из-под зарослей травы, где глубина казалась неподходящей даже для малька лосося, и я поймал рыбу, чей спинной плавник и часть спины были отчетливо видны на поверхности. При ловле с берега ничего необычного не будет в том, если на вашу муху будет выход, когда вы уже поднимаете её в нескольких дюймах от кромки.
Рыбак быстро узнает, что кормящаяся рыба собирается в группы; как простые несчастные ирландцы, они редко появляются поодиночке, и там, где он поймал одну, есть все основания надеяться на других. И это обстоятельство, невзирая на все возражения шотландских лодочников, есть вполне резонное основание не отказываться от точки, которая уже принесла успех, до тех пор, пока не появится уверенность, что она вся обловлена. Вовсе не обязательно, что ловля будет так же успешна где-то в другом месте.
В своих советах озерному рыболову мистер Фрэнсис Фрэнсис предлагает при слабом ветре обратить пристальное внимание на подветренный берег, поскольку именно в мелкой ряби от небольшой волны может клевать самая крупная рыба. Обескураженный рыболов тут же интересуется, как при ловле с подветренного берега он сможет добросить до мелких волн, бьющих в противоположный берег, который может быть и в миле от него, и тщетно ищет помощи. Когда же он узнаёт в поисках ответа, что «в сильный ветер вам придётся ловить с наветренного берега», становится понятным, что автор «Книги рыболова» проглядел оплошность своего издателя – нельзя же предположить, что ему неизвестен смысл употребляемых терминов. Ловить ли рыбаку с наветренного или подветренного берега, конечно же, в большей степени зависит от ветра. Если ветер легкий, он целиком обратит своё внимание на наветренный, ибо единственная его надежда – на мелкую рябь. Иных преимуществ, кроме как в слабый ветер, наветренный берег не предоставляет. Знаю, что рыбкам часто советуют выбирать именно наветренный, но эти советы не имеют под собой никаких оснований, и не должны в конечном счёте определять выбор. К примеру, совет забрасывать против ветра для того, чтобы делать проводку на себя в направлении движения волн, не должен его интересовать. Такой спектакль, когда насекомое свободно плывёт по своей воле, слишком хорошо знаком форели, чтобы заслуживать упоминания.
При слабом ветре спокойная вода у подветренного берега, за исключением вечернего выхода рыбы, ничем не вознаградит труды рыбака. Если он необычайно опытен, он может, используя тонкую снасть и мелких мух, преуспеть, поймав случайно вышедшую рыбу, но его садок будет так же легок, как и сам бриз, лишь катушка фирмы «Malloch of Perth» будет одиноко покоиться в его корзине. Однако, если ветер будет достаточно сильным, чтобы поднять волну с наветренной стороны, он может с полной уверенностью посвятить себя этому. Его мухи будут так же привлекательны там, как и где-либо в другом месте, но кроме того, он получит преимущество от попутного ветра, хотя, если он опытен в исполнении заброса «вразрез по ветру» (downward cut), с подветренного берега он забросит более лёгких мух.
Но рыбаку редко выпадает случай выбирать берег. Наши шотландские озера длинные и узкие, и так как ветер в основном дует вдоль, он одинаково влияет на оба берега. Если есть необходимость рассматривать проблему наветренного и подветренного берегов, то это не будет относиться к озеру в целом, а только к одному из его многочисленных заливов, окраиной которого он является. В то время как ветер дует вдоль озера, волны идут несколько иным курсом; они не катятся вслед за ветром, они идут веером и разбиваются о берега под углом.
Ловля в озере в безветренный день – наименее захватывающее занятие, рыба выходит к поверхности, даже легко, но только не на мухи рыбака. Вечером совсем другое дело. Тогда они хватают муху без подозрений, в воде прозрачной, как стекло. Трудно сказать, почему они изменяют своей обычной осторожности на закате дня, ибо даже значительно позже захода солнца освещённость всё ещё достаточна, чтобы распознать искусственное происхождение приманки, понятно ведь, что света больше в ясных сумерках июня, чем в дождливый полдень. Кажется, помутнение воды влияет на зрение форели в большей степени, нежели простое снижение освещённости. В течение часа после захода солнца ветер становится совершенно безвредным для интересов рыболова; я конечно предпочитаю вечер совершенно безветренный или с таким ветром, который позволяет делать забросы. И мои предпочтения иногда встречали одобрение моих коллег-рыболовов, когда давали им то, что они считали преимуществом позиции. Для одного, по крайней мере, оно оказалось источником бесконечного удовлетворения, поскольку в случае, о котором я говорю, я оставил его в беспрепятственном владении отличным местом, в то время как я, по своей простоте, медленно бродил туда-сюда по краю совсем спокойной воды, которую знающий рыболов предпочел бы избежать из осторожности. К несчастью, его удовольствие не было долгим, оно уступило место другим эмоциям, когда под конец вечерней ловли он обнаружил, что хоть его корзина не прибавила в весе, в моей было две связки отличных форелей.
Считается, что чем больше волна, тем больше надежды на крупную форель. То, что говорят все - предположительно правда, но это утверждение нельзя принимать безоговорочно. Как и другие рыбацкие изречения, оно не универсально. Нет обязательной зависимости между высотой волны и размером рыбы, естественно, когда-то можно наблюдать обратную пропорцию. Не так давно на рыбалке, когда ветер был так силён и воды настолько бурные, что лодку трудно было удерживать на месте, я поймал большое количество форели, но ни одна из них, приложенная к восьмидюймовой засечке на одном из пайолов, не могла быть оставлена. Все они были мельче, и как обычно, когда идёт ход мелкой рыбы, крупная держится в стороне. Никакие ухищрения не помогали лодочнику дотянуть хотя бы одну из них до стандарта. Он прихлопывал и разглаживал их, пытаясь приложить их по максимальной длине, но они оставались, все без исключения, хотя бы на долю дюйма меньше разрешенных. Он был в отчаянии. Конфликт его твёрдых пресвитерианских убеждений и плотских наклонностей повторялся снова и снова, и последнее приводило его в замешательство. Тем не менее он отпускал их без милосердия и неохотно провожал их взглядом, когда они, получив свободу, быстро исчезали в коричневой воде. Несмотря на седину, он был прост как ребенок, и хотя за всю жизнь немало форели побывало в его руках, до сих пор не мог определить на глаз их длину; между рыбой в шесть и в восемь дюймов его неверный глаз не видел никакой разницы.
- Эту вполне можно оставить,- говорил он, критически разглядывая нашу первую добычу, лежавшую в его ладонях.
- Нет-нет, воскликнул я, -нас засмеют в отеле, если мы вернёмся с такой мелкой рыбой. Отпусти ее.
- Но это первая, которую мы поймали, будет грешно не взять её. Может, она не так уж и мала.
- Тогда измерь её.
- Как мне её измерить, у меня нет мерки здесь.
- Есть, напомнил я ему.
-Где? – спросил он, оглядываясь вопросительно вокруг, как будто ожидал обнаружить дюймовую ленту или трёхфутовую линейку, удобно лежащую под рукой.
- Там, - сказал я, указывая на две зарубки на его сиденьи.
- Аа, эта! – был удивлённый ответ, - я совсем забыл про неё, - и неспособный возражать далее, выпустил форель за борт.

Кажется, среди рыболовов бытует дурацкое поверье, что в то время как для успеха на реке обязательны самые тонкие оснастки, то если на повестке вопрос озёрной ловли, пригодна любая снасть. Возможно ошибка имеет своими корнями применение крупных мух. Рыба, которую они не пугают, будто бы не должна видеть ничего обескураживающего и в соответствующей оснастке. Аргументация правдоподобна, но неубедительна. Форель повсюду имеет одинаково острое зрение и легко пугается, и меры предосторожности, характерные для реки, не могут безнаказанно игнорироваться на озере. Если бы даже это было правдой, что грубая снасть не может повредить успеху рыболова, это серьезно испортило бы ему удовольствие от такой ловли, если, конечно, он оценивает свое удовольствие не количеством добытых рыб, а условиями, при которых их ловит. Конечно же всем нам приятно показать полную рыбы корзину как свидетельство нашей доблести, но наше самое живое удовольствие предшествует фактической поимке форели, именно в погоне, а не в обладании, мы находим величайшую радость. В волнении, в сладостном волнении, которое сопутствует борьбе с крупной и сильной рыбой на снасти тонкой, как паутинка, есть элемент страха, что наш соперник может уйти. Без этой боязни, что преследует нас с момента, как форель оказалась на крючке, и до того, как мы уложили её в корзину или подняли на борт, рыбалка будет лишена большей доли своего очарования.
Нет никакого удовольствия в победе, одержанной простым превосходством силы; когда результат предопределён, он нас перестаёт интересовать. Будь единственной целью рыболова добыча рыбы, он может достичь её гораздо быстрее и куда увереннее сетями.
В мальчишестве страх потерять объект желаний – ведущая мотивация, и рыба ставится вне закона. Мальчишка несчастен до тех пор, пока не будет обладать ею, и торопит момент, когда она будет трепыхаться у его ног. Он ловит с самым грубым и толстым поводком, какой только может найти. У него нет мыслей об искусстве ради искусства; он ищет материальных результатов, и чем быстрее они могут быть достигнуты, тем больше он доволен. Однако с опытом он прекращает ценить форель как часть собственности, она становится объектом, на котором он может упражнять свои навыки, и осознание того, что успех завести рыбу в подсачек связан не столько с прочностью его снасти, сколько с ловкостью, с которой он владеет удилищем, кроется секрет его удовольствия.
В большинстве шотландских озёр форель в среднем чуть больше четверти фунта весом, и даже на самой тонкой снасти она не представляет спортивного интереса. Но поскольку однако рыболову случайно может попасть «тритон среди пескарей», его снасти, пусть и легкие, должны быть тщательными. Они должны быть готовы к любым непредвиденным обстоятельствам. В ловле мало удовольствия, когда снасть настолько слаба, что все шансы на стороне рыбы; что, как бы ловок рыбак ни был, его провал гарантирован. Он может также случайно обнаружить крупную форель в самых неудобных местах, и должен быть готов справиться с ситуацией. Об одном таком приключении у меня есть довольно противоречивые воспоминания.
Применительно к озеру вопрос «Какая муха будет правильной?» совершенно излишний. Рыбаку не стоит ломать голову над ограничениями в меню местной форели. Он обнаружит, что рыба одного озера очень похожа на рыбу из другого, сходна в своих пристрастиях и ценит ту же еду. У него не будет повода обременять себя большим разнообразием мух; они - предметы красоты, выставляемые напоказ в бумажнике, но единственная цель, которой они служат, это ублажить эстетические чувства. Между Твидсайдом и мысом Джон о`Гротс полдюжины моделей, описанных Стюартом, хватит на все его желания. Форель, которую он не сможет этим соблазнить, не будет восприимчива и к чарам самых аппетитно выглядящих приманок, которые захочет им предложить. Однако если его не удовлетворяют мухи Стюарта, он может оснаститься мухами мистера Cholmondeley-Pennell. Если же он находит один набор таким же полезным, как и другой, абсолютно безразлично, что он выберет. Но не надо выбирать любой из них, если оба не нравятся; делая свой выбор, можно полагаться на свой вкус, если он, конечно, совпадает со вкусами рыбы.
Мистер Cholmondeley-Pennell утверждает, что первые три мухи в его списке незаменимы для озерной ловли. Это смелое утверждение, но можно предположить, что у него есть на это основания. Лично у меня нет уверенности ни в одной мухе, без которой мы бы не могли обойтись без особого ущерба для ловли, но спроси меня, с какой приманкой я бы меньше всего хотел расстаться, я бы без сомнения назвал Ред Хакл – в любых вариантах его исполнения. Кажется, у каждого рыбака есть любимая муха, которая всегда при нём, и вот имя моей. Однако я не готов дать научное объяснение своему выбору. Моё предпочтение, моя любовь к этой мухе вдобавок ко всему сентиментальна; я вспоминаю о ней с благодарностью как о приманке, с которой мне впервые удалось обмануть робкую и осторожную форель. Я не могу добросовестно утверждать, что она разительно привлекательней, чем другие мухи; если, по моему опыту, она доказала особенную уловистость, это может быть не из-за каких-то её заслуг, а потому, что у неё было больше возможностей. Других мух я использовал попеременно, но эта занимает постоянное место в моей оснастке. Они приходят и уходят, и так продолжается вечно. Что она напоминает, я не берусь судить, но мне хотелось бы увидеть водоём, где она не сможет доказать свою привлекательность. Вооруженный только ей одной, я был успешен так же, а иногда и больше, чем с теми, вера в которые до сих пор традиционно господствует. Если и есть что критиковать в мухах мистера Пеннела, так это их размер. Они неоправданно велики, если только не поместить их по недосмотру в издание «Библиотеки Бадминтона по рыбной ловле». Нет никакой разумной причины, почему мухи, которыми мы ловим в озере, должны быть больше, чем мухи для речной ловли. Если нет существенной разницы между ними, поскольку озеро – это увеличенный плёс, почему приманка, которая доказывает свою привлекательность в одном, должна остаться без внимания в другом.
Большинство наших форелевых речек, уверяю вас, маленькие и сравнительно мелкие, но и в озере форель в глубине не найдёшь, только в водах не глубже шести или восьми футов. В озёрной ловле мы по привычке используем слишком больших мух. Они ловят, это так, ибо не превышают по размеру многих насекомых, привычных рыбам, но они, я думаю, менее уловисты, чем те, что используются на реке. Крупные мухи имеют смысл только когда уровень воды высокий, мелкие мухи – при любом состоянии воды. В тихую погоду использовать последние обязательно, в ветер они выполняют свою роль так же успешно, как и первые. У форели острое зрение, и она видит присутствие мельчайшего объекта даже на гребне волны. Даже если рыболову не удастся поймать много рыбы на более мелких мух, он, вероятно, получит больше, поскольку, так как форель не так легко изменяет своим привычкам, она воспринимает их с большим доверием и с меньшей вероятностью потерпеть неудачу.
У меня есть привычка ловить на маленьких озёрах, о которых в своё время говорилось по секрету, что крупная форель в них слишком ленива, чтобы подниматься к чему-нибудь мельче подёнки Мэй-флай. На объект, меньший размером, они бросали медленный, незаинтересованный взгляд; он не стоил внимания более откровенного. Когда же по прошествии времени пришло новое поколение рыбаков, было с удивлением обнаружено, что эта рыба более энергична и менее требовательна к выбору пищи, чем это считалось ранее. Новички, не знакомые с традиционной репутацией местной форели или равнодушные к ней, ловили на озере мелкими мухами и имели все основания быть довольными тем, как форель их принимает.
Предубеждение, что форель можно взять только на крупных мух, сохранялось годы, но поскольку не имело под собой оснований, не смогло пережить простейшую проверку. Оно, конечно, не получило новых приверженцев, но те, кто его придерживался, отказаться от него не могли; они цеплялись за него с огромным упорством и с недоумением слушали рассказы о гигантской форели, с готовностью хватающей самую маленькую из приманок. Они отказывались признать очевидное, хотя и могли, и только когда уже невозможно было сомневаться, они неохотно соглашались изменить свои взгляды. Они не стали откровенно признавать свою ошибку, но в слабых попытках увильнуть предположили, что вкусы и привычки форели внезапно изменились. Все мы не спешим расстаться с дорогими сердцу, годами взлелеянными убеждениями, и многие из нас, даже имея такое желание, хотели бы, как обычные спорщики, встретить человека, способного нас переубедить.
Какие объекты природы мы пытаемся воспроизвести в тех безвкусных конфетках, которые мы называем «озёрными мухами», неизвестно. У них нет сходства ни с чем энтомологическим, и вероятно, их происхождение – прихоть их автора. Конечно же, они не напоминают ничего конкретного и форели, и если она их берёт – а она берёт их с той же готовностью, с которой хватает самые правдивые имитации – так это вовсе не потому, что видит в них объекты, питательные свойства которых она уже испробовала. Они выглядят как живые, а немногих живых существ она пропустит мимо себя.

Но не все наши озёрные мухи неописуемы; по крайней мере одна имеет прототип в природе. Оказалось, что «Red and Teal» воплощает художественную концепцию так называемой пресноводной креветки. Для неподготовленного зрителя сходство ярко-алого с бледно-серым изделия и грязно-желто-коричневого ракообразного не совсем очевидно; действительно, оно настолько далеко от очевидности, что, если форель способна их перепутать, утверждение сэра Герберта Максвелла должно считаться доказанным. Даже если предположить, что форель может не различать цвет мухи, можно ли допустить, что она ошибочно примет объект размером с бабочку - приманку иногда вяжут большой - за крошечного гаммаруса? Но поскольку рассматриваемая приманка, похоже, имеет сходство с разнообразными объектами, не стоит позволять этому вопросу нарушать собственную невозмутимость; практическую полезность этой мухи совсем не портят наши теории её происхождения.
«Конечно, - пишет мистер Эндрю Ланг (Mr. Andrew Lang), - на озёрах Сазерленда один человек так же хорош, как и другой, эксперт не лучше тупицы.» Существует общее мнение, что даже на озёрах менее удалённых (Сазерленд – графство на севере Шотландии – прим. перев.) все рыболовы в одинаковом положении. Происхождение такого мнения нетрудно проследить. Озёра, за исключением тихой погоды, дают мало возможностей использовать свой опыт. Заброс перестаёт быть искусством, рыбаку всего лишь надо поднять удилище, и его мухи, несомые попутным ветром, мягко лягут на воду. Знание привычек форели – бесполезный навык, оно даёт ученику мало преимуществ перед учителем, их шансы поймать рыбу почти на одном уровне. Но нам известно, что на озере, как и на реке, успешность бывает разная, и не все садки одинаковы. Два человека, рыбачащие вместе при одной погоде и сходными приманками, могут показать совсем разные результаты вечером на водоёме. И разница между ними не может быть ограничена единичным случаем; это может повторяться день за днем, пока они находятся на озере. Это вовсе не означает, что искусство успешного рыболова превосходит искусство его менее удачливого спутника, но оно слишком постоянно, чтобы быть приписанным случайности. Очевидно, что причина этого в непрерывном поиске; это предполагает определённую разницу между людьми.
Мой друг Томсон - один из самых удачливых рыбаков, которых я знаю. На каком бы озере он ни появился, он умудряется ловить по-своему, и нередко ему удается победить всех конкурентов. Имея слабое теоретическое представление о мухах, он без промедления берёт тех, которых рекомендует продавец его снастей, при условии, что они маленькие и с тончайшим поводком-жилкой. Поскольку с удилищем он всего лишь посредственный исполнитель, и знает об этом, он относит свой успех полностью на то, что он именует удачей. Однако, поскольку редко можно встретить эту непостоянную богиню столь неослабевающе внимательной, его объяснение не вполне нас удовлетворяет. Однажды я имел удовольствие провести день в его обществе и изучить его методы, в которых я не увидел ничего поразительно оригинального. На озере было восемь рыболовов, и все были одинаково недовольны погодой, которая едва ли могла быть менее благоприятной. Дул сильный ветер, и тщательности в кастинге не требовалось; даже всплеск неуклюже брошенной лососевой мухи прошел бы незамеченным в суматохе вод. Мой друг начал ловить вместе с остальными и оставил озеро, когда это сделали они, но в его корзинке было столько же рыбы, сколько у всех остальных вместе взятых.
Распространенное мнение, что озеро – это демократия, где все люди равны, ошибочно. Тем не менее вполне может оказаться, что знаток не лучше новобранца; поскольку это не гонка на скорость и не схватка на силу, то и успех в озёрной ловле не соревнование на опытность. В рыбалке, как и в других вещах, успех - это награда за усердие. Это у настойчивого рыбака корзина тяжелее всех в конце дня. Если удачу нужно завоевать, её нужно добиваться; это не останется без внимания. Успешного рыболова не так легко озадачить. Когда форель не клюёт, он не откладывает в сторону удилище и не ищет утешения в этом нескончаемом успокоителе – трубке, и не уходит в тень подходящего дерева, чтобы забыть своё горе во сне. Играет рыба или нет, он непрерывно старается. Несмотря на то, что непрерывные забросы в пустую и безответную воду гасят пыл самого оптимистичного человека, надежда никогда не покидает его полностью. Он остаётся бодрым в самых неблагоприятных и удручающих обстоятельствах и продолжает свои усилия, уверенный, что там, где есть форель, его труд не напрасен. Он добывает случайную рыбу, которую ленивый неизбежно пропустит.
Секрет моего успеха однажды раскрыл мне беспристрастный лодочник. Я знаю, сказал он после того, как мы несколько дней провели вместе, почему вы ловите рыбы больше, чем другие. Почему? – спросил я, предвидя комплимент. - Это потому, что вы никогда не останавливаетесь. Вы постоянно бросаете, бросаете, и никогда не откладываете удилище в сторону, даже для ланча.
Поскольку я полагал, что речь пойдёт о моём превосходном мастерстве, о чём мне было приятно думать, я был склонен возмутиться обыденным и унизительным объяснением моего успеха. Теперь я умнее. Я знаю, что лодочник был прав, и я согласен с ним так же, как согласен и с древним горцем, который в ответ на что-то, что я сказал, заявил, что «если вы хотите ловить рыбу, держите своих мух в воде». Это именно так: форель, пойманную на муху, в лодке или на берегу легко сосчитать.
Лучшее время для ловли в озере – начало сезона, и месяцы, в которые она наиболее удачна – апрель, май и июнь. На некоторых озёрах, таких как Лох Катрин или Лох Ард, сезон ловли очень короткий, он практически заканчивается к концу мая. Июль, как правило, невыгоден для озёрного рыболова, а август, во всяком случае, еще хуже. В течение этих двух месяцев форель, по-видимому, насытившись поверхностной пищей, отказывается подниматься к мухе днем, хотя после захода солнца она по-прежнему продолжает доставлять радость рыболову. Однако с приходом сентября они демонстрируют склонность возобновить свои привычки питаться с поверхности, но, поскольку к тому времени они начинают терять свою форму, их ловля приносит мало удовлетворения. Что же касается времени, когда их можно посещать с наибольшим для рыбака результатом, озера сильно отличаются друг от друга. Когда рыбалка в одном из них давно прошла, то в другом, возможно, в нескольких милях, еще не началась. Поскольку, следовательно, невозможно обсуждать предмет в каких-либо, кроме как общих словах, рыболову в поисках конкретной информации следует обратиться к «Спортивному Руководству» Лайелла. Там он, вероятно, найдет все, что хочет знать.

***